Когда время судья и палач. Психологическая драма с криминальным событием - Алена Бессонова
— Ну ведите нас в ваши хоромы Аркадий Юрьевич, показывайте. Очень хочется ноги вытянуть, — попросил Васенко, — затекли в дальней дороге…
* * *
Вечером, сидя за шахматной доской с рослым крепкого телосложения нефтяником, Исайчев был задумчив. Размышлял он вовсе не об очередном ходе, а о том: полную ли информацию он выслал Ольге в Сартов.
«Да вроде всё» — успокоил себя Исайчев и сделал следующий ход:
— Вам «шах», уважаемый…
Нефтяник по-детски забарабанил ступнями, ошарашенно воскликнул:
— Вот и Борис Максимович также играл. Вроде на доску не смотрит, а «шах» и «мат» обеспечен. Я в бригаде у себя лучший шахматист, но Романовского обыграть так и не смог.
— Кто такой Романовский? — безучастно спросил Михаил и, взглянув, заметил, как у шахматиста-нефтяника чуть — чуть отвисли красноватые обветренные щёки, как затяжелел, притулившихся к облупленному носу взгляд маленьких глаз. Тяжко вздохнув, здоровяк с расстановкой произнёс:
— Убили его неделю назад… Хороший был старикан, настоящий Герой… Правда нам сказали, что несчастный случай, а мы с ребятами думаем: убили…
Исайчев вспомнил образ человека с фотографии на внутреннем полотне застеклённой витрины под названием «Боевой путь ветеранов ВОВ». Он был полностью просвещённой Героям Советского Союза. Романовский там невысокого роста, подтянуто-сухопарый с серебряными висками и задиристым молодым взглядом, когда-то голубых, а теперь выцветших бледно-серых глаз.
— Убили?! Это как? — Исайчев нарочито изобразил удивление. — А, главное, почему? Кому помешал дедок?
— Сами гадаем… Приехал боевой моложавый старик. За первые три дня обыграл в шахматы всех отдыхающих, начал организовывать шахматный турнир. Молодёжь к нему потянулась. Он словоохотливый: всё шуточки, прибауточки… И вдруг сник, как свеча, погас. Ходил угрюмый, желваками играл. Васька говорит будто накануне гибели, Борис Максимович с кем-то сурово говорил, не орал — рычал.
— Васька — это кто? — поспешил уточнить Исайчев.
— Нефтяник наш. У них были соседние номера. Он днём лёг покемарить, как раз ухом к стенке и слышал, как Романовский слова говорил, будто сваи молотком вколачивал. Что говорил, не разобрал, только одно слово произнёс чётко и несколько раз: «Гнида!». Борис Максимович интересным человеком был. Движение по жизни ему представлялось похожим на скольжение по верёвке с узлами. Ровный участок — живёшь быстро, незаметно. Потом событие — узел. В тот день он последний свой узел завязал.
2010 ГОД. Небольшая северная деревенька в Архангельской области
Чудь сидел в новом срубовом доме посередине богато обставленной гостиной, лениво растегшись в мягких глубинах кожаного кресла. Выпятив нижнюю губу, старик с пренебрежением осматривал пространство вокруг себя. Леса в округе много, посему убранство двора, хозяйственных построек было сплошь деревянное. Кирпичи возить в столь отдалённое место хозяину было не с руки, хотя под навесом стоял последней модели «Хонда Акти» — лёгкий грузовичок, а для всего остального тут же притулился красавец «Dodge Ram» — большой, мощный и брутальный автомобиль, на котором можно ездить как по городу, так и в сельской местности. Чудь, как обычно, теребил в кармане монету.
«Не нравится тебе мой дом, клещ», — подумал Кузьма, наблюдая за гостем.
Старик вынул руку из кармана, произнёс:
— Богатеешь, Кузя! Денег некуда девать? Смотрю мебель у тебя штучная, сработана умельцем. Русская печь в изразцах под Гжель. Деревянные лавки, сундуки с особенной резьбой, салфетки и скатерть кружевные. Кто же для тебя так расстарался? Неужто в этой глухой деревеньке такие умельцы водятся? Познакомь. Может и я, что закажу.
— Как ты меня нашёл, старик? — озадаченно спросил Кузьма. — Я вроде адреса не называл… У нас уговор был: встречаемся только в потаённом месте…
Губы старика тронула улыбка, загорелась и тут же погасла:
— Не у нас, а у меня с тобой уговор был. Дело есть срочное: переводи с третьего и седьмого участка людей на новые. Координаты пришлю смс-сообщением. Да, не мешкай! Скоро туда служивые нагрянут… Подчистите там всё.
Дверь в гостиную с шумом отворилась и в неё вкатился клубок из детских тел.
— Папка! — нёсся девичий голос из самой середины клубка, — убери этих нехристей! Они у меня телефон украли…
Кузьма кинулся к мутузившим друг друга детям и, растащив их в разные стороны, прикрикнул:
— А ну, тихо! Гость у нас! Митя, отдай Анке телефон…
— Он у Гришки, — виновато заметил мальчишка, потирая ушибленное ухо.
— Так! Отдали сестрёнке телефон и марш отсюда… Вечером разговаривать будем…
Дети ещё немного потоптались, из-под лобья разглядывая гостя и, нехотя ушли.
Кузьма подождал, когда за ребятами закроется дверь, сел на диван напротив кресла Чудя, уточнил:
— Так, когда старателей вывозить: сегодня или завтра? Насколько быстро?
Чудь усмехнулся, медленно с барской ленцой вынув из серебряного портсигара сигарету, чиркнул зажигалкой. По красному склеротическому носу и тонким белым губам будто пробежала изморось. Он попытался улыбнуться, но улыбка получалась кривая, а глаза тяжёлые напряжённые с кровавой сеткой на белках не смеялись. Блестящие холодные зрачки будто выцеливали переносицу Кузьмы, спросил:
— Ты в шахматы играешь? Какая фигура тебе люба?
— Ты что, старик, не слышал вопроса? Когда вывозить старателей? — твердея лицом, повторил Калашников.
Гость резко встал, пошёл к двери и уже открыв её, бросил:
— Сейчас вижу не пешка… Начинай вывозить сегодня… Скоро, вероятно, Ахму привезу, у неё намечается работа… Да не забывай о Мяндаш-пырре… Как я сейчас понял: тебе есть для кого стараться… Хотя… Ты оказался умнее, чем я думал… Правильно мыслишь: без хозяйки и детишек дом — халупа, — Чудь прикрыл глаза и нос; тёмная ладонь, поросшая курчавыми волосиками, слилась с волнистым чубом, баками, усами, бородой, превращая лицо в серый шерстяной комок. Постояв так, будто вспоминая, Чудь резко вздрогнул и ринулся прочь.
— Слушай, Чудь! — крикнул вслед старику Калашников, — может, хватит кровушку пускать? Может, уже успокоишься? Захлебнёшься ведь… Пора всех простить…
— Врага надо прощать только после того, как его повесят! — услышал он ответ, за закрытой дверью.
1944 ГОД. Сартов
Родители Мессиожника, быстро собравшись, уехали из Сартова, оставив сына, как ему показалось в первые дни, на произвол судьбы. Потом понял — всё не так. Просто его, не умеющего плавать, бросили в воду: пусть барахтается и выплывет сам. Но когда он поплыл не в ту сторону и даже стал пускать пузыри, на помощь поспешили «знакомые» и родственники, о которых раньше Ефим Мессиожник не слыхивал.
Знакомый отца, раздобывший дефицитное лекарство для умирающей матери (а она не собиралась даже болеть!), стал его постоянным гостем. Именно он помог устроиться вольнонаёмным на склад планерной школы. Однажды гость пожаловал глубокой ночью. Вошёл в полуподвальчик, открыв своим ключом, входную дверь. Привычно пошарил по стене, зажёг свет. Мессиожник, услышал, что кто-то непрошеный смело отпирает дверь и входит, страшно перепугался, съёжился под одеялом — остро мелькнула мысль о
